Когда я училась на филологическом факультете, в уши мне влились слова о том, что в стихотворениях Пушкина можно найти цитату для чего угодно — прямо-таки для любой жизненной ситуации. По этой причине — и еще потому, что он сделал русский язык русским и так далее — Пушкин есть наше всё.
Но эта универсальность как-то всегда мне претила. Любить жизнь в разных ее проявлениях могут все, и не будь Пушкина — у истоков нашего языка стоял бы кто-то другой, только и всего.
А вы попробуйте испытывать и выказывать столько же презрения миру и в таких же формах, как Лермонтов.
Каждый, кто встречал этого человека, описывал его по-разному. Коренастый, стройный, с красивыми руками, с некрасивым угреватым лицом, с приятными обаятельными чертами, милый, ребячливый, вздорный, добродушный, злобный. Брюнет, блондин. Но все они не обходили стороной его глаза: огромные, большие, или узкие — калмыцкие. Всегда темные, карие или черные. И всегда — тяжелые и живые. Как будто весь талант, заключенный в несовершенном теле, сосредоточился в глазах и оттуда узнавал жизнь, о которой писал.
Разобиженный на весь белый свет — и на мать — мальчишка, капризный, избалованный, умный — Лермонтов язвил словом каждого, кто попадался ему на пути. Друзей, недругов, сильных мира сего. Баюкал внутри себя обиду и желчь. С яростью кидался обличать мир — «только комок грязи». «И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг — Такая пустая и глупая шутка…».
Из-за всего этого нам достались громкие, буйные стихи, мрачная проза, лишенная всякой надежды. Каждое поколение берется осуждать самое себя, клясть время, в котором живет, и провозглашать конец миру после себя. Надо всеми этими голосами гремит голос Лермонтова: «Печально я гляжу на наше поколенье, Его грядущее иль пусто, иль темно».
Такой противоречивый, непонятной внешности, громадного таланта, Лермонтова жил в своем времени обычной жизнью обычного гусара — и внутри него бушевали страсти, неведомые ни этим простым гусарам, ни всем прочим, кто в свете окружали его. Любящий и ненавидящий свет, бесцельный, нецельный, тоскующий по ангельскому пению, желающий уподобиться демону — и при этом человек. Поэт. У которого тоже можно потягать цитаты на разные случаи жизни.
А все-такие, если Пушкин — наше все, Лермонтов — певец пустоты. Наше ничто.
Автор рубрики, фото — Катерина Козицына