Ольга Горохова. Места родные

Времени тому уж веков пять поди прошло.

На мхом одетых камнях у подножья горы Каменной сидел неподвижно
старик, на палку сучковатую опершись и, казалось, тяжкие думы придавили его на камне на долгое время. О чем думал он, о чем вспоминал? Никому не дано было узнать. А вспомнить-то было что…

Сидел старый Бабай на краю деревни Бабаево, да жизнь свою оглядывал. Понимал, что суд божий близко. Вот и листал картины долгой жизни своей, бережно перемежая воспоминания яркие и не очень. А какие и вовсе не хотел доставать из памяти, да они сами наперёд и попадали.

Вот деревню построил, почитай, всю своими руками. Подмастерий и мастеров вырастил. Семьи не завел только, всю жизнь бобылем и прожил. И в детстве семьи не помнил, и в старости не узнал, так и прожил — чужим счастьем по земле радовался. Откуда род его вёлся не довелось узнать Бабаю. Вот только прозвище от старых мест и прилипло. Остался один из всей деревни, в лесу прятался, пока догорала после набега разбойного деревня его родная. Не слышал как мать сгубили, не видел, как отец дом родной хотел защитить, да силы неравными вышли. Всё порушили, всё сожгли супостаты, только пепел серый летал ещё долго, не смея покрыть раны матушки земли, да память об ушедших запорошить.

Ни одну ночь и ни один день молча сидел Бабай у пепелища, но пришлось ему людей искать, да к чужому дыму прибиваться. Нелёгким хлеб чужой оказался, всю чёрную работу приходилось испробовать, все кривые палки на своей спине испытать. Но вынес всё, поднялся парнем ладным да крепким. Купцов провожал с товарами с Нов-города, в Углич ходил не раз. Только норов смутный был, да и сам лицом чёрен сделался. Так Бабаем и кликали во всех местах, где ни появлялся, да детей пугали. Возмужал через годы да время и решил-таки отыскать места родные.

Да заросли дороги к местам старым. Горельники новым лесом скрыли тропинки, не найти и памяти о доме родном. Долго скитался Бабай , промышляя охотой, ремёслам учился, плотничал да шорничал, так до Железного поля и добрался. Там руду железную в болотах добывал, да с кузнецами побратался. Долгонько жил Бабай на берегу Ворожи, но и оттуда погнала тоска по родным местам. Собрал нехитрые пожитки свои в котомку, да и пошел вслед за солнышком — куда кривая выведет. А вывела его кривая на речку Колпь светлую, что у горы Каменной протекала. Уж так обнимала река гору Каменную, так ласкалась водой о камни на берегу, так приветливо Бабаю под ноги стекала, что вспомнился ему такой же теплый день на речке небольшой да пригожей, камни с капища со знаками высеченными и дом родной на пригорке, что лучшего места на житье и придумывать не надо. Снял котомку Бабай, поклонился Горе в пояс — поздоровался да дозволения попросил, взял в руки ладное топорище, и срубил первую сосну для дома крепкого. И так работа его забрала, что к утру только и остановился. Ладно, что ночи белыми в этих краях были, напился воды чистой из реки, вздохнул полной грудью, солнцу поклонился, что из-за горы встало, и снова за работу взялся — дом строить.

Обжился через время, обосновался, знакомства завести случилось. Деревни редко в округе стояли — где один двор, а где и все пять скучковались. Далековато — а всё соседи. В каких и девки на выданье были, на Бабая исподтишка засматривались, да только уж больно хмур был незнакомый человек и глаз не поднимал на девок. На Лютомле речке встретил одну. Ничего так, хорошенькую, так испугалась она вусмерть —только пятки и засверкали по траве да камышам и корзину- то перевернула с испугу.

Наклонился Бабай собрать пожитки девкины, а там всего то в лопух завернуты кругляши тонкие да кружевные. Вкусные оказались. Это уж потом он узнал про то, что блинами они зовутся. А вспоминал часто и печь сам научился. А блины с той поры люди стали называть Бабайкиными .

С тех пор, куда не занесет его в ближнюю ли, в дальнюю деревеньку, Бабайкины блины пекут, да самого Бабая- то и потчуют. И в Люботине был и на Лабокше. И до Чужбойки добрался. Ножему с Колошмой проведал, на том месте, где в Суду они сливаются и дальше в сузёмье подался по речке Иводе. Долго шёл лесами, да диву давался — до чего же места красивы: леса прохладою шепчутся, ягоды капельками красными по низу рассыпаны, дичь непугана вовсе, лось с пригорка на пригорок рядом идёт, зайцы из-за кустов поглядывают. Так и набрел на деревеньку вепсскую.

Народ там сдержанный, но душевный оказался. Шапки не ломают, да и не задирают понапрасну. Спросит что, так ответят, да не всякий вопрос заметят, а по своему прожурчат, что вода в ручье по камешкам бежит — непонятно, но заслушаешься переливами быстрыми, только по глазам и догадаешься, что в мыслях держат. Мужики всё больше на озерах промышляли, бабы с ребятней хозяйством заняты. А уж там мастерицы какие пироги печь — таких и не встречал. Толи вода у них не такая, толи земля в колос силу особенную дает, а может слово заветное помогает, только вот, сколько не спрашивал, секрета не открывают.

Недолго и задержался в краях чудных, едой запасся, да и в путь обратный.
Пора настала.

Много чего узнал по пути, многому научился. И своё уменье в дороге сгодилось, без дела нигде не просиживал — за хлеб благодарил. Вернулся к горе Каменной, да здесь и осел, теперь уж навсегда. Гора Каменная притянула силой своей, да и камни в конце деревни на берегу Колпи-реки с высеченными знаками памятью держали. И часто мысль за мыслью заставали его в задумчивой полудреме. И где-то среди этих мыслей прятался тихий вопрос: а не здесь ли? Уж очень всё схоже с местами родными…

01- 07 июля 2012 года в неделю купальскую