Светлана Семко. Роман «Кысь»

Прошло пятнадцать лет с тех пор, как впервые в издательстве «Эксмо» вышел роман с очень странным даже для литературы начала 2000-х годов названием — «Кысь».

Читатель по велению сердца и по «долгу службы» (учитель литературы), я не могла пройти мимо нашумевшего произведения. Роман «Кысь» сейчас занимает «золотую полку» моей библиотеки и перечитывается примерно раз в год по разным причинам: фрагментами — когда читаешь какое-то литературное творение, русское или зарубежное, и понимаешь — а ведь у Толстой была подобная мысль! Полностью — перед изучением его в школе или просто «для души», чтобы ещё раз подумать о том, какая это непростая вещь — преподавание литературы, о том, как Слово может влиять на людей. Хотя это не означает, что роман могут читать только учителя-словесники и педагоги вообще. Вовсе нет! Произведение имеет массу достоинств, по которым, обратившись к тексту Толстой один раз, читатель будет постоянно к нему возвращаться.

Хотя некоторые критики и называют сюжет романа «Кысь» неоригинальным, я бы назвала первой причиной для прочтения именно событийную канву произведения. В основе сюжета — жизнь человечества после ядерного взрыва. После экспериментов с атомным оружием прошло около двухсот лет. Расплывчатость временных рамок уравновешивается конкретным местом действия: городок Фёдор-Кузьмичск («а до того Иван-Порфирьичск…., а прежде ему имя Южные Склады, а ещё раньше — Москва»). Читатель, детство которого пришлось хотя бы на 1980-е годы, без труда узнает детали советского и постсоветского быта, нашедшие отражение в жизни новых «кроманьонов»: выход на Главную площадь «шестеро в ряд» в Октябрьский Выходной, бюрократические проволочки в получении «бляшек»…

Основные сюжетные линии романа связаны с главным героем Бенедиктом: внешняя линия — это события, происходящие в жизни персонажа, изменение его статуса от простого «голубчика» до заместителя Генерального секретаря; внутренняя — это трансформация его мировоззрения. Финалом произведения становится мощный взрыв, который можно назвать апокалипсическим.

Несомненным достоинством и оригинальной находкой автора является композиция произведения. Роман «Кысь» разделён на главы, которые названы буквами старославянской азбуки от аза до ижицы. Попробовав соотнести название главы и её содержание, читатель увидит, что заголовок выбран не случайно: глава «Веди» (ведать — знать, понимать) посвящена хранителю культурных традиций истопнику Никите Ивановичу; в главе «Он» читатель знакомится с существом, сыгравшем в жизни Бенедикта роль злого гения, — тестем Кудеяром Кудеярычем. В главе «Ять» происходит государственный переворот, который совершают Бенедикт с тестем — цель достигнута, не случайно буква «я» в современном алфавите является последней, но после неё в кириллице идут буквы «фита» и «ижица». В словаре В. И. Даля можно прочитать пословицу к объяснению одной из букв: «Фита и ижица к розге ближатся». Действительно, в последней главе («Ижица») происходит всеобщее наказание: город исчезает с лица земли, лишь только несколько персонажей остались на этой земле — два «прежних» и Бенедикт.

Третьей причиной, которая может заинтересовать читателя, является система образов романа. Как и в любом «цивилизованном» обществе (наверное, здесь это слово будет звучать иронически, так как неслучайно не раз на страницах романа упоминаются «неандертальцы» и «кроманьонцы»), здесь существует своя иерархия. Большинство составляют «голубчики» — люди, родившиеся после взрыва. Именно их можно назвать «первобытными людьми. Они — мутанты, каждый из них имеет какое-либо «последствие»: у сослуживицы Бенедикта Варвары Лукинишны (орфография автора сохранена — С. А.) «гребешковая бахрома», в семье любимой главного героя Оленьки у всех на ногах когти… Живут голубчики в старых тёмных деревянных домишках, кормятся мышами. Но главная их мутация — в мировоззрении. Их представления о добре и зле расплывчаты; они лишены малейшего чувства солидарности, стоит вспомнить рассуждения Бенедикта о своих и чужих: «Чужой, он и есть чужой. Что в нём хорошего?..А свой — он тёплый. Свой — он немножко как ты сам»; они панически боятся всех и всего: чеченцев, санитаров, Кыси, болезни, своеволия… Есть те, кто выбиваются из голубчиков в более привилегированный слой — Больших и Малых Мурз, а иногда даже Санитаров. Эти люди живут более обеспеченно (стоит вспомнить двухъярусный терем Варсонофия Силыча), имеют «тьму-тьмущую» холопов и охранников. Попасть в Мурзы — предел мечтаний многих, а вот Санитаров панически боятся, потому что они приходят с крюком и после этой встречи о человеке больше ничего неизвестно.

Вторая часть общества, менее многочисленная, — это «прежние». Это сохранившие память ЛЮДИ, которые вот уже двести лет пытаются приспособиться к жизни в «каменном веке». Несмотря на очевидное преимущество «прежних» перед «голубчиками» в культурном уровне ( Никита Иванович, например, бывший музейный работник), автор относится к ним с явной иронией. Попытки привития Бенедикту элементарных этических норм оборачиваются крахом, похороны Анны Петровны с преувеличенным значением важности старого лоскута бумажки (инструкции к мясорубке со сменными насадками) — фарсом. Прежние не вмешиваются, когда Главный секретарь — Фёдор Кузьмич — присваивает себе все достижения человечества за несколько тысячелетий: от колеса до «Демона» Врубеля. Они покорно служат государству, протестуя «про себя»:

«- Вы помните, меня призвали на дорожные работы?
— Ну?
— Я сказал: нет! Вы должны помнить, это при вас было.
— И не пошли?
— Нет, почему, я пошел. Меня вынудили. Но я сказал: нет!
— Кому вы сказали?
— Вам, вам сказал. Вы должны помнить. Я считаю, что это очень важно: в нужный момент сказать: нет! Протестую!
— Вы протестуете, но ведь пошли?
— А вы видели такого, чтобы не пошел?»

Толстовских прежних можно сравнить с образами русских интеллигентов классической русской литературы. Это вечный недостаток интеллигенции: неумение говорить «нет». Но главное отличие прежних от голубчиков в том, что первые думают о других людях и, оказавшись в трудной ситуации, прежде всего обвиняют себя. Они вечны, вне пространства и времени, именно поэтому в финале романа двое прежних — Никита Иванович и Лев Львович — остаются существовать даже после взрыва.

Жанр романа предполагает изменение характера центрального персонажа, так случается и с Бенедиктом. В начале произведения — типичный «голубчик», любящий игры вроде «поскакалочки» и «удушилочки», переписчик дозволенных книг, и в то же время — исключительный герой, который видит красоту окружающего мира («Эх, и хорошо же! Ночная вьюга улеглась, снега лежат белые и важные, небо синеет»), мечтает о чистой любви («Так и представляется: словно зарево какое, словно свечение слабое, — прямо в воздухе Оленька,.. и во взоре тайна»). После женитьбы на Оленьке Бенедикт получает спокойную жизнь, материальный достаток, а ещё — целую библиотеку. Но ни большое количество прочитанных книг, ни общение персонажа с Никитой Ивановичем, ни даже совместная работа над «Пушкиным» не сделали героя богаче духовно. Рассказывая о Бенедикте, Толстая поднимает проблему чрезвычайно актуальную для современного общества: УМЕНИЕ читать.

Сейчас принято говорить о том, что раньше наша страна считалась самой читающей в мире, современные же русские люди читают мало. Не соглашусь с этим. Большинство моих знакомых читает, и читает много. Но дело даже не в том, что круг чтения многих ограничивается детективной литературой или любовными романами. Немногие взрослые люди обращаются к классике: зачем? Мы же знаем, о чём эта книга! Понимание позиции автора по тому или иному вопросу заменяется знанием сюжета. Таково общество, показанное в романе Толстой: «А о прошлом годе, Фёдор Кузьмич, слава ему, сочинил шопенгауэр… Константин Леонтьич хвастал, что всё понял… А голубчик, понял — дак расскажи сужет: кто куда пошёл, да кого увидел, да с кем шуры муры крутил, да кого убил? А? Не можешь? — то-то».

Таков и Бенедикт, в характере которого проблема усугубляется: ему уже даже не важен сюжет произведения, чтение как механическое действие стало для него потребностью, заслонившей весь окружающий мир. Герой не реагирует на смену времён года: «Проголубело за окном — только и заметил Бенедикт, что свету прихлынуло, читать виднее стало». Неземной идеал Оленька для него теперь «…баба — она баба и есть. Всю мечту опоганит». Прочитав все книги, от Шопенгауэра до «Плетенни жинковых жакетов», герой готов на любое преступление, на убийство, лишь бы получить новый текст.

Возведя книгу в ранг идола, Бенедикт отказывается от гуманистических идеалов, которые изначально несёт русская литература. Вопрос Никиты Ивановича «Что спасти из горящего дома? Живое существо или книгу?» не является для героя проблемным. «Голубчики — прах, труха, кало… Ты, Книга, золото певучее, обещание, мечта…» На протяжении всего романа Бенедикт ищет главную книгу, в которой есть все ответы на вопросы. А прежние говорят ему: «Учи буквы, учись читать!»

Воспитать не только любящего книги, но и понимающего читателя — задача трудная. Об этом пишет нам в своей антиутопии Т. Н. Толстая. Это ещё одна причина, по которой стоит прочитать это произведение, особенно учителям словесности.

Я рассказала не обо всех достоинствах этого замечательного романа. Настоящие любители и знатоки литературы любят произведения постмодернизма за возможность проверить свою начитанность: знаю? Не знаю? Толстая проводит с читателем увлекательную игру: «Кто больше найдёт скрытых и явных цитат?»

Невозможно не упомянуть о блестящей игре слов в романе: «А Никита Иванович говорит, что Бенедикт НЕ врастеник. Ну что ж, нет так нет — это уж кому повезло»; о замечательном юморе в эпизоде, где главный герой переставляет книги по своему вкусу, ставя в ряд «похожие» названия, и рядом оказываются «Гамлет — Принц Датский», «Ташкент — город хлебный» и «Чесотка — болезнь грязных рук»; об архетипичности и мифологичности многих образов и, наконец, о самом загадочном образе, который вынесен в заглавие, постоянно упоминается в тексте, но не появляется и вызывает самые жаркие споры: Кысь — кто это или что это?

Думаю, вы ответите на этот вопрос сами, когда прочтёте один из лучших романов ХХI века — «Кысь» Татьяны Никитичны Толстой.