Колесникова Полина. В ожидании бури

Безветрие: Стихотворения.- Изд. «Первый класс»,
Санкт-Петербург, 2013.- 120 с.

Безветрие — обманчивое спокойствие, за которым скрывается жажда бури («Безветрие. Подайте бури мне. Ведь скоро мне не надо будет бури. Мы с зеркалом играем в буриме, оно со смертью жизнь мою рифмует»). Влечение поэта к смерти — это попытка обмануть смерть, заговорить ее. Однако внутренняя неуспокоенность в различных стихах поэта все же чувствуется. В его поэзии есть настоящий лирический нерв. Когда читаешь стихи К.Комарова, можно почувствовать почти физическую боль.

Безветрие может указывать на некую статичность, хотя я бы не назвала лирического героя статичным. Он находится в динамике, и его путь — это поиск Бога и самого себя. Этот поиск зачастую — замкнутый круг, возвращение на круги своя («иду к себе кругами»; «божишься бросить, начинаешь заново»). Безветрие может проявляться как некая остановка героя на жизненном пути с целью осмыслить свое существование.

Лирический герой говорит о себе нарочито небрежно. Иногда он себя принижает: «Так и остался, с…ка, пуглив и быстр». При этом он обладает развитым чувством собственного достоинства. Иногда он говорит о себе нелестно в ироническом ключе: «Верить мне тогда не смей ни на йоту. Спутал все зеленый змей идиоту»; «Возрождая свой слабенький дар, скорбно просишь людей отвалить». Герой может говорить о себе как о человеке, не состоявшемся в жизни: » А ты немного погодя свое не стерпишь пораженье, что не нашел себя нигде». Это свидетельствует скорее о его высоких притязаниях, максималистских запросах, чем о реальной неуспешности. Как правильно заметил Сартр, поэзия — это когда выигрывает тот, кто проигрывает.

Лирический герой предстает перед нами человеком чувствительным, его может задеть буквально все: » Если что и спасает, то плеер, если что и угробит, то все»; » И я уже не ощущаю пластырь на пальце, что о воздух раскровил«.

Лирическому герою свойственна авторефлексия. Он размышляет о своей личности: «Да кто я, стихи диктуя себе самому впотьмах?», о своем предназначении. Часто в стихах появляется мотив зеркала, и это вглядывание в зеркала может указывать на попытку самоопределения героя, на стремление понять свою внутреннюю сущность. Зеркало также может указывать на некую параллельную реальность («Кем-нибудь я за речь буду прощен-отмщен. Ну а не буду — что ж…Двинусь куда-то нах за ледяную дрожь в сломанных зеркалах»)

В лирическом герое можно увидеть романтические черты: он одинок («я одинок и невесом»), не понят окружающими («И люди отвалили — ну а что им? Всегда копнуть поглубже было влом»), его не устраивает окружающий мир («Реальность — это опечатка, и вряд ли наша в том вина»). Он заявляет о своем принципиальном несходстве с другими, о нежелании идти за толпой: «Нет, мы совсем другие, не по пути с мальками, вечные андрогины мира кривой амальгамы». Он очень ценит свободу. Он не готов променять свою индивидуальность на общепринятую правильность («Наверно, стоит быть добрее, поменьше пить, побольше спать»<…> И сложатся годов обрезки в одно немое не мое«). Иногда поэт бросает вызов читателю: «Моя свобода не по вам».

Герой пессимистично смотрит на мир. По его ощущениям, жизнь иногда вполне можно объяснить с помощью ненормативной лексики: «Так зачем ритуальные кружевца, если жизнь вся — на два матерка». И к людям иногда применимы инвективные выражения: » Мы обиды выстудим, всех пошлем по матери«.

Его не страшат обвинения строгих моралистов в неистинности его ценностей, в искривленности жизненного пути («И если скажут божии холопы, что весь свой век я бредил по нулю, что рай земной по дурости прохлопал — я им простынки эти предъявлю»). Позиционирует себя как человека, чуждого морали («о том не ведал ни хера я, чуждый всяческой морали»). На самом деле он внутренне светлее, чем его действия и образ жизни.

Физическое и физиологическое начало, проявленное в предыдущей книге К. Комарова » Одни под одеялом«, в данном случае отходит на второй план и уступает место метафизическому («Я думал, что не кончится пацанство. Пацанство кончилось, и сузилась кровать»). Поэт сосредоточен на онтологической тематике. Его волнуют вопросы бытия и небытия, экзистенциальные вопросы. Причем бытие в творчестве поэта характеризируется пустотой («Отсутствие вещей еще терпимо, страшнее, если нету вещества, а за окном куда-то мимо пустого мира падает листва»; «Влюблен в отсутствие тебя, в отсутствие вообще»).

А выжить лирическому герою помогает любовь («Как хорошо, что ты со мною рядом: тебя-то уж никак не отменить»). Также для героя животворна поэзия. В поэзии он видит не праздное рифмование, а подлинный способ быть. Рождение стиха зачастую мучительно, но поэзия для героя равносильна жизни и душе («Божественная музыка танцующих теней юродствует, и корчится, и просится в слова, и никогда не кончится, пока душа жива»). Стихи К. Комарова, как и стихи А. Ахматовой, рождаются из сора: «Растет из кучи мусора, из перегноя дней божественная музыка танцующих теней». Но они того стоят. Без поэзии немыслимо подлинное существование, что подтверждается словами автора в его интервью: если он не будет писать стихи, то почувствует физическое умирание. Поэт открывает миру себя настоящего, а также показывает миру его истинную суть: «Обо мне ничего не узнают, если я рассказать не смогу»; «Ничего ни о чем не узнают, если я обо всем не скажу». От зоркого поэтического взгляда ничто не укроется, как и от взгляда Линкея.

Автор не может не писать («Язык, я зек твоей роскошнейшей тюрьмы»). При этом поэт обречен не только на речь, но и на одиночество и земное недолголетие: «Ведь не для форса, не для почестей поэты, дольних дней не для, спокойно дохли в одиночестве, и отторгала их земля». Поэт — отверженный, обособленный от мира, и ему не стоит ждать простого обывательского счастья.

Создается впечатление, что лирическому герою неуютно в реальном мире. И его алкогольные похождения — это попытка заглушить боль и уйти от реальности, которая ему чужда. При этом герой предпочитает бытие быту. Ему неуютно и в небытии, он не стремится в мир иной («и вряд ли будет мне уютней, чем здесь потом, чем там теперь»). Вечность для лирического героя представляется холодной и бездушной, и вместе с тем — не абстрактной, а явственной, осязаемой, зримой: «А звезды скалятся недобро и все зовут меня туда, где ледяные лижет ребра беспозвоночная вода, где вечно безответно эхо, насколько громко ни кричи, и вечно тлеют тонны смеха, спрессованного в кирпичи». Смерть в стихах К. Комарова живая, такое ощущение, что он чувствует ее, видит своими глазами: » Я видел два живых цветка за пазухой у смерти. Она шла с ними под дождем и чуть дождя касалась. Я абсолютно убежден, что мне не показалось«.

Отношения лирического героя с Богом непростые. Подчас герой ощущает себя загнанным зверем, который стремится ускользнуть от Бога-охотника: «И вот, от безверья трезвея, я все же надеюсь пока, что хватит сноровки у зверя, заклинит курок у стрелка». Ускользание человека от Бога видится и в любовных переживаниях героя: «А мы — песок в руках у бога, и мимо всех святых сквозя, уходим в дебри диалога, который высказать нельзя». Это напоминает мне цветаевское «так торопится от века мимо бога к человеку — человек». В дальнейшем герой обретает зыбкое желание поверить в Бога: «Я так хотел поверить в Бога, но Бога было слишком много, когда ж его осталось мало, меня того уже не стало». Его ирония над собой становится горькой: «Но смотрит кто-то из киота на сказочного идиота».

Стихи Константина Комарова трагичны. В них чувствуется обреченность пути одиночки, не желающего быть таким, как все: «Когда ты сделан не по ГОСТу, когда один ты в тишине, то расстоянье до погоста тебе уменьшено вдвойне». В стихах говорится о близости и неумолимости смерти: «А тело чует за порогом уже нездешние кресты», «Она тебя подстерегает, она тебя подстережет». Поэт иногда манит смерть к себе — в надежде, что она не откликнется на его призыв и не придет, если ее зовут. Смерть поэта — на бумаге, в стихе: «Пой, прощелыга, смейся, скандаль, юродствуй. Это слова, это только одни слова — жалкая смерть длиною в абзацный отступ»; «Я ничем не могу рисковать, кроме речи, и это прискорбно».

При этом стихи К. Комарова не чужды иронии («И временами до зарезу, блин, в густом патриотическом накале охота долго целовать рубли и Бельгию идти топить в Байкале») и самоиронии («Я говорю, что сдохну не любя, а сам все норовлю тебе под платье»).

Лирический герой не боится при случае развенчать трагизм своего творчества: «Но, без карнизов и петлей, ты только форточку закроешь, чтоб стало в комнате теплей», » Не сможешь совершить убийство, равно, с приставкой или без». От этого стихи К.Комарова не становятся ни менее исповедальны, ни менее подлинны в своем трагизме.