Соколова Юлия. Маруська-проказница

«Маруська, Маруська! — звала тётка Марфа тоненьким писклявым голоском.

Маруська — здоровенная, как баржа, корова черно-пёстрой масти с массивными, увесистыми, загнувшимися кверху рогами, шла степенно. И почему только Марфа назвала свою кормилицу человеческим именем? Может, потому, что замуж она никогда не выходила, так как жениха её, гармониста и весельчака Гришаньку, убили в первый год войны. Так и дожила Марфа до седины в старых девах, а после смерти престарелого отца и совсем осталась одна-оденёшенька. Не нажила на своём веку ни деток, ни внуков. А тут Маруська — живая, родная душа рядом. Холила, лелеяла её Марфа, как могла, и разговаривала с ней на равных, как с подружкой.

Я с ненавистью взглянула на проплывавшую возле себя «баржу». «Обжора, ненасытная», — ругала я про себя соседскую буренку, только что получив от матери взбучку за неубранное вовремя с огорода бельё. В этот раз не хватило моего зелёного, с белыми ромашками ситцевого платья. Неделей позже мы недосчитались расшитого умелыми руками сестры белого вафельного полотенца, съеденного коровой.

Страдала от Маруськиных проделок не только наша семья, но и вся деревня. Намедни Тоня не нашла парадно-выходной мужниной рубашки, а тётя Галя обнаружила у огорода изжёванное и втоптанное в грязь байковое одеяло.

Взбунтовавшиеся деревенские жители не раз высказывали Марфе свои претензии, потрясая в воздухе испорченными вещами. Кричали, требовали, чтобы Марфа встречала с пастбища свою проказницу-животину. Но хозяйка лишь разводила руками…

Она кормила колхозных телят и приходила домой поздно, поэтому беспризорная Маруська вальяжно бродила от дома к дому и проказничала.

Все попытки жителей деревни, в том числе и нас, детворы, по загону капризной коровы во двор ни разу не увенчались успехом. Тут уж Маруська всем показывала свой крутой нрав. Мы едва успевали отскочить в сторону.

Однажды мой брат и его друг Ванька сидели на берегу речки и ловили рыбу. Увлёкшись рыбалкой, они не заметили бродившую около них зловредную скотину. А та, незаметно подошла к Ваньке и, сдёрнув с его головы кепку, мгновенно её проглотила. Ванька побледнел: «Там же пуговицы, крючки!». Но «пуговицы, крючки» не принесли Маруське никакого вреда. «Как заговорённая», — качали головой односельчане.

Иногда корова приносила своей хозяйке в зубах недожёванную, а то и вовсе целёхонькую вещицу. «Дура, ты, дура! Глупая! Разве плохо я тебя кормлю?», — то ли журила, то ли ласкала корову Марфа, хлопая её по крутым бокам.

А кормила её Марфа хорошо, так как души не чаяла в своей животине.

Как-то, искупавшись вечером с подружками в реке, мы шли в сторону дома, собирая ромашки. Не дойдя до самой деревни, мы услышали вопль деда Фёдора: «Стой, бестия, отдай гвозди, кому говорят!». Обернувшись, мы увидели, как Маруська, помахивая хвостом, несла в зубах суконную сумку мастера. За ней, вприпрыжку, угрожая жилистым кулаком, трусцой бежал дед Фёдор.

Сделав небольшой «пируэт», пострадавший оказался впереди обидчицы. Вдруг! …Упал, прямо рухнул перед самой коровой, возле передних её копыт. Мы замерли. Маруська опешила. Никто перед ней не падал с таким земным поклоном! От удивления проказница открыла рот…

«Дзыньььь….!». Суконная сумка с гвоздями рухнула на голову деду Фёдору. Охая и ахая, держась за ушибленный затылок, ругая рогатую, пострадавший стал собирать из травы рассыпанные гвозди. А что же Маруська?

Маруська чинно и важно пошла в сторону деревни на зов своей хозяйки Марфы.