Наумова Екатерина. Путешествие на Вологодчину

Вот бы нам с тобой этот лес,
Да чтоб только нам, никому.
Чтобы были мы в лесу том одни
На зелёном древнем балу…

С Вологодчиной у меня связаны очень яркие воспоминания, поэтому я хочу поведать эту небольшую историю.

К середине того лета мы и сами не заметили, как события увязались в тугой и запутанный клубок: свадьба, переезд из Питера в Москву… А так хотелось куда-нибудь съездить, вырваться из большого города на природу, не разменивать краткое лето на житейскую суету. Вон друзья звали к себе в деревню в Вологодскую область. Как всё успеть?

И мы решили осуществить наш переезд через Вологду. Отправили часть вещей с друзьями на машине, остальное собрали в рюкзаки и поехали автостопом в это своего рода свадебное путешествие.

Путь наш лежал в Сямженский район, в Коробицынское сельское поселение, а именно в заброшенную деревню Пудково. Это примерно на полтораста километров севернее Вологды, возле той самой дороги, по которой Ломоносов когда-то шёл в Москву. От главной трассы ещё нужно углубиться в лес на несколько десятков километров, петляя по просёлкам.

Переночевав в палатке возле заправки, мы добрались только к вечеру следующего дня. Когда подъезжали к Георгиевскому, последнему более-менее крупному поселению перед Пудково, хлынул дождь. Не могло быть и речи о том, чтобы идти дальше. Надо было где-то переждать непогоду. Тогда, узнав, что наши друзья из Москвы, водители высадили нас возле какого-то дома, мол, в нём тоже живут москвичи, может быть, они подскажут, как добраться до наших друзей. Меня удивил этот принцип мышления: «подобное к подобному», но потом я поняла, что в сельской местности он хорошо работает.

Даже очень хорошо. Хозяин дома оказался отчимом нашего друга.
Вот так метко мы зашли переждать дождь.

До этого мы слышали о Костином отчиме, но то, что он тоже живёт в этих краях, а уж тем более то, что мы попадем прямиком к нему, было для нас неожиданностью.

Всё-таки удивительное место деревня. Как тут всё связано невидимыми ниточками!

Нас гостеприимно накормили картошкой с маслятами, напоили отваром из иван-чая и угостили черникой. Всё дары местной природы.

Когда дождь немного утих, нам выдали дождевики, резиновые сапоги и проводили до поворота на Пудково. Дорогу туда сильно размыло. Дядя Миша, отчим друга, дальше не пошёл. Немного постояв на пригорке перед разрушенной церковью, босиком, с палкой, похожей на посох, он развернулся и отправился домой. Художник и религиовед, Михаил уже давно пытался восстановить здешний церкви, но то не хватало людей, то денег, или того и другого вместе.

Нагруженные тяжелыми рюкзаками, мы пошли, тщетно пытаясь обходить огромные лужи по скользкой обочине. Один раз я чуть ли не совершила сальто вместе с рюкзаком.

Лес всё плотнее обступал нас. Капли воды падали с деревьев. Моросил дождь. Было тяжело, сыро и неуютно. Бог знает, сколько нам ещё нужно было пройти. Просёлочная размытая дорога вилась и вилась вперёд. Становилось немного страшно. Казалось, что вот-вот из леса выйдет какой-нибудь зверь.

И тут сзади нас послышался рёв мотора. Мы замерли. Лихо рассекая лужи, делая крутые заносы на поворотах, к нам летел жигулёнок цвета «баклажан». Точнее, уже «грязный баклажан».

Это были наши друзья. Мы еле успели отскочить. Проехав немного вперед, машина остановилась. Радостные, мы ринулись к машине … и тут… О ужас! Мой муж, Вадик, со всего разбега, поскальзывается и падает в лужу! Надо же, в самый последний момент, когда мы уже были так близки к цели. Джинсы, выданная нам брезентовая куртка — в грязи, сапоги наполнены водой… И над всем этим возвышается не менее грязный рюкзак, придавивший Вадика. Мы все смеёмся и помогаем ему подняться. Вот такая вот встреча.

Наконец мы усаживаемся в машину и, продолжая поднимать веер брызг, жигуленок преодолевает остаток пути до Пудково. Не так уж и много тут оставалось идти.

Самое интересное, что по этой дороге можно ездить только так, как едет Костя. Иначе машина просто застрянет. Вот он и выворачивает руль, делает резкие виражи на большой скорости. И беда не закрыть окно в этот момент! Вода так обильно окатывает автомобиль, что кажется, будто находишься в стиральной машине. За окном всё превращается в грязно-серый водоворот, машина трясётся и выжимает из себя все возможные силы.

Вот мы и в Пудково. Несколько старинных домов, начала XX века, раскиданы по холмам. Когда-то здесь жили люди, в том числе Костина бабушка. Ещё по переписи 2002 г. значится 7 человек.

Почти все приходились друг другу родственниками, близкими или дальними. Так раньше и строились деревни: одна молодая семья переселялась в новый дом, потом другая… Так даже удобней жить: что-то вроде общины. Это потом кто-то уезжал, перепродавал дом другим людям, родственные связи терялись.

Последние жильцы уехали отсюда несколько лет назад. Жила пожилая пара, дед умер, и бабушку забрали в город. До сих пор стоит их дом, как будто только вчера оставили его: и дрова заготовлены на многие годы вперёд, и сено. Засохший букет на столе, кружки, как будто кто-то недавно пил чай. Одежда висит на крючках. Даже запах жилой. Только всё равно немного жутко. Длинный коридор в полумраке, таинственные скрипы среди тишины. Пожалуй, эта глухая тишина — самое страшное. Она выдает необитаемость, как ничто другое. И чем глубже эта тишина, тем неожиданней и таинственней звуки, прерывающие её. Как будто какая-то другая жизнь идет в этом доме. Но ничего общего с человеческой она уже не имеет. Какая-то потусторонняя жизнь.

Дома здесь огромные. По обычаю местной архитектуры все хозяйственные пристройки помещали под одну крышу с жилой зоной. Поэтому прямо из комнат можно было попасть на сеновал, в амбар, в хлев, в курятник, в коровник… А что? Очень даже мудрО. Зимой не надо далеко ходить. Да и тепло лучше сохраняется.

Всего осталось здесь около десяти домов. Из них шесть или семь в более или менее приличном состоянии. В некоторые ещё даже приезжают хозяева. Например, в этот большой, где жили бабушка и дедушка. В другом доме последний раз были два или три года назад. Это можно вычислить по этикеткам на продуктах, которые там оставляют. Но всё реже и реже становятся визиты. Кто-то, вероятно, уже совсем забыл о своём доме. Старые хозяева умерли, а детям или внукам не до того.

А Костя вот вспомнил. Хотя последний раз был здесь двадцать лет назад. С этими местами связаны воспоминания его юности.

Каждый дом имеет своё лицо, своё характер, свои запоминающиеся черты. Вот, например, этот маленький дом. У него почти нет хозяйственных пристроек, но обстановка внутри очень интересная. За пёстрой ширмой там стоит широкая деревянная кровать, а на ней почему-то рассыпано лото… К стене прикреплены всякие визитки: телефоны участкового, электрика и т.д.; памятки — кто-то был в этом доме два года назад и записал на листочке, чтобы не забыть: «Подать заявление в полицию, кто-то лазил в баню».

Да, как только деревня обезлюдела, сюда тут же ринулись мародёры. Наверное, их нельзя за это осуждать, ведь такой закон: никакая вещь не должна пропадать без дела. Но беда в том, что они не просто берут эти вещи, а делают это варварски: всё перерывают, разбрасывают, пакостят. Здесь есть и такие дома, в которых явно было чье-то логово или притон. Страшно находиться в таких домах: пустые бутылки, перерытые письма хозяев, разбросанные лекарства и шприцы, горки одежды по углам, открытые ящики комодов, из которых, как будто внутренности, вываливаются вещи. И посреди этого где-то в глубине комода тикают старые часы, каким-то чудом ещё сохраняющие завод…

Когда видишь такую картину, представляется, что глубокой зимой ночевала здесь шайка беглых разбойников. Будто шли, шли они через леса и случайно в темноте набрели на эту деревню-призрак. И спасались здесь одну ночь или всю зиму, растапливая печь заготовленными кем-то дровами. А по вечерам обсуждали свои дальнейшие планы, возможно, строили новые злые умыслы…

Но вряд ли всё так зловеще-романтично. Обыкновенные жители из соседних деревень приходят сюда. Кто-то просто за грибами и ягодами, а кто-то — в надежде найти деньги и ценные вещи, варварски пограбить и перерыть всё вверх дном.

Да, есть тут и такие дома, уже пограбленные.

Есть сохранившиеся.

А есть разрушающиеся. На меня большое впечатление произвёл дом с обвалившейся печкой. Как будто сердце дома куда-то провалилось. Ведь эти печки — ровесницы домам, ну, немного помладше их. Старинные, с полатями. В этих печках даже, говорят, когда-то умудрялись мыться.

На каждой печке вылеплен год её постройки. 1915, 1920 — такие цифры можно увидеть на печах в Пудково. И вот такая старушка-печка обвалилась, проломив пол, увлекая за собой всю мебель: диван, кухонный стол… Такие дома уже сложно восстановить. Если есть печка, считай, жилой дом, а так — как будто и вправду сердце дома оборвалось и провалилось в подпол.

Некоторые дома наполовину уже покосились. Например, старый купеческий дом. Жилое помещение в нём очень маленькое. Это всё потому, что старые обитатели этого дома, купцы, стремились очень экономно использовать пространство и почти весь дом забивали товарами.
Но здесь сохранились интересные предметы обстановки. На втором этаже, похожем на горницу в старинных русских теремах, стоит массивная кровать с толстой периной на ней. Именно такими представляются купеческие кровати! А рядом лежит книжка «Лето в деревне». Видимо, кто-то всё-таки приезжал сюда несколько лет назад и читал эту книгу… Порой находишь в домах подобные следы человеческой жизни.

Кто-то уезжал отсюда впопыхах, бросая всё как есть. Кто-то заранее спрятал всё по сундукам на чердаке. И стоят эти сундуки со старой латаной одеждой, с панталонами и сорочками военного времени, с кружевами. Знаменитыми вологодскими кружевами… Тут некоторые кровати ещё даже украшены ими, не всё содрали и испортили вандалы. Где-то можно найти чугунки (не всё растащили искатели металла) и керосинки. Можно найти и веретёна, и старые колыбельки… Кто знает, какие ещё сокровища прячутся в недрах этих домов. Историки даже утверждают, что под домами можно откопать старинные монеты, которые традиционно оставляли под одним из углов при закладке дома.

Но почему-то чувство робости охватывало меня, когда я оказывалась там. Становилось неловко лазить по чужим вещам, рассматривать их. Как будто покойника грабить. Того, кто не может себя защитить. Какое-то кощунство это… Поэтому я просто ходила и смотрела, как в музее. Даже по шкатулкам с письмами и фотографиями было неудобно лазить, хотя ведь это интересные исторические документы, которые, может быть, скоро пропадут. Это целая эпоха и судьба маленького поселения под названием Пудково.

А лучше всего сохранился дом Кости и Жени, наших друзей. Тоже огромный, с хозяйственными пристройками. Забирались мы туда по приставной деревянной лестнице. В нём, конечно же, также была печь. Большая, белая, а на боку у неё написано — 1926 год. Мы подумали, что надо бы отпраздновать её юбилей в следующем году, воздать честь и хвалу матушке-печке.

Льняные занавески с кружевными вставками были кем-то любовно развешаны на окнах, что прибавляло уюта и северно-русского очарования дому.

По вечерам мы сидели и пили чай с малиновым вареньем. Пудково было просто малиновым раем! Не только крапива и бурьян разрослись здесь в человеческий рост, но и малина. Несколько лет отдохнувшая от человека, она стала очень крупной и сладкой. Почти каждый день мы собирали её. Почему-то чернику и бруснику, эти северные ягоды, всё не могли найти, а вот малиной объедались. Собирали и грибы, которые скрытно росли под ёлочками.

Это днём.

А вечером, как я уже сказала, пили чай с малиной и разговаривали, разговаривали. На самые разные темы: мой муж рассказывал об истории, Женя, подруга Кости, коренная нивха, рассказывала о Сахалине…

Особому чувству уюта способствовал кот, которого ребята привезли с собой из Москвы. Красивый, чистокровный британец, он имел мраморную окраску и внушительную родословную. Его предки были из Великобритании. Дедушку Ричарда звали Скубимяу, а отца — Бутуз, поэтому мы в шутку прозвали его Ричард Бутузович Скубимяу. В деревне раскрылся его талант мышелова. Часто он надолго куда-то пропадал, а потом мы находили возле порога принесённых им мышек. Вскоре мыши были разложены вокруг всего дома, как будто Ричард совершал какой-то таинственный кошачий ритуал.

Иногда мы выезжали из Пудково. Однажды мы попали на День Рождения поселения в Георгиевском. Местные жители устроили очень душевный праздник с песнями и конкурсами под открытым небом.

Вокруг Георгиевского собрался целый букет других деревень: Чижово, Подгорная, Середняя, Узмица, Зайцево, Высоково и т.д. Какие-то из них ещё были живы, какие-то зачахли. Пудково, хоть и было заброшено, ещё неплохо сохранилось, а были деревни, покинутые очень давно. От домов в них остались только полусгнившие доски или деревянные остовы. Возле одной из таких деревень засеяли овсом небольшой участок земли. Это для медведя. Чтобы выманить его из леса осенью, во время охоты на него. Специально для охотников рядом с полем стоит стрелковая вышка. А раньше здесь засевали целые поля…

Так и кажется, когда идешь вдоль разрушенных домов, что вот-вот эта деревня снова оживёт: захлопают ставни на окнах, выглянут хозяйки в цветастых передниках, а по улице потянутся телеги, запряжённые лошадьми. Послышится гомон, весёлые крики детей. Может быть, даже коробейники заглянут сюда и начнется ярмарка.

Но пока здесь безлюдно, только какой-то зверь выбегает передо мной на дорогу. Кажется, оленёнок. Настолько он привык к тому, что здесь не бывает людей. Но, заметив меня, он понимает свою ошибку, и его пятнистая спинка скрывается в кустах.

На обратном пути из разрушенной деревни мы замечаем гору и решаем на неё забраться. Путь через заросли крапивы оправдал себя: это была волшебная гора! Мы собирались просто посмотреть с неё вокруг, а нашли несколько ярусов ягоды. Сначала шла черника, потом брусника, затем морошка и земляника. Мы боялись сделать шаг, чтобы не повредить великолепие этих ковров. Такая находка — большая удача. До этого мы находили только чернику. Утопая во мхе, собирали её под дождём.

Сейчас же была хорошая погода, и мы любовались тем, как солнце брусничного света садится за горизонт. Это с одной стороны горы. А с другой, к нашему удивлению, примостились домики оленеводческого хозяйства. Никогда не знаешь, что найдешь в, казалось бы, позабытом людьми месте.

Недалеко от Георгиевского есть ещё одно поселение, точнее, несколько домов, стоящих особняком. Это хутор Высоково. Там тремя или четырьмя домами живут «высоковцы», разводят коров и коз, обмениваются друг с другом продуктами и делятся с «георгиевцами».

Сначала мы покупали у них молоко, но потом они, несмотря на наши протесты, стали давать его бесплатно.

— Сами не знаем, куда девать, — отвечали они. — А деньги нам здесь на что? Мы, может быть, даже богаче городских. У нас есть природа, свежий воздух, продукты, которые в городе покупают за огромную цену. Да и намного приятней получить что-то взамен, какой-нибудь неожиданный подарок.

Тогда в благодарность мы стали привозить им малину из Пудково. Они очень радовались ей и снова снабжали нас молоком, творогом, яйцами, домашним маслом… Такой вот натуральный обмен.

В Вологодской области я впервые столкнулась с диалектами вживую. У «высокоцев» очень своеобразная речь. Ещё своеобразнее, чем речь «георгиевцев». Возможно, это связано с тем, что они живут на хуторе изолированно, общаясь в основном между собой. Вроде бы на русском языке говорят, но не сразу поймешь. «Оканье», «цоканье» — всего здесь хватает. Почти после каждого слова они добавляют суффикс «то» («Я-то…»). Были даже новые для нас слова. Оказывается, «паренча» на местном диалекте — это пропаренные кусочки овощей (моркови, свёклы, репы), которые можно жевать, как жевачку. Дед Николай из Высоково подарил нам целую банку такого лакомства. Его можно брать с собой в качестве перекуса, например, когда идёшь в лес.

Вот такие вот «высоковцы». Сами своим хозяйством кормятся, ещё и всё Георгиевское снабжают.

Две недели в Пудково пролетели незаметно. Пришло время уезжать. Напоследок мы заглянули в гости к дяде Мише. По соседству с ним жил старый знакомый Кости. Художник и знаток блошиных рынков Москвы, в свободное время он садился на поезд, затем на автобус, после на попутки и доезжал до деревни. В молодости он научился редкому и опасному умению. Он был змееловом. Угощая нас чаем, он рассказывал удивительные и захватывающие истории об этом промысле.

Заслушавшись, мы не заметили, как стемнело. А ведь к ночи мы планировали добраться до Вологды, чтобы заночевать там у друзей.

Мы выехали, но не успели проехать и половины пути, как машина сломалась. Видимо, Пудково не хотело нас отпускать. В итоге на месте были только следующим утром. Спасибо водителям, которые согласились взять нас на буксир.

До этого я ни разу не бывала в Вологде. Но после бессонной ночи на осмотр достопримечательностей у нас просто не было сил. Мы тут же завалились спать в тесной квартирке Костиного друга, музыканта по прозвищу Моррисон.

Хозяин квартиры оказался заядлым грибником. Он как раз недавно совершил удачную вылазку в вологодские леса, поэтому квартира была просто завалена грибами в самых разных видах: солёные, маринованные, варёные, жареные, сушёные… Проснувшись, я отведала такого грибного супа, какого ни разу в жизни не ела!

Вечером нам предложили почитать стихи в музыкально-поэтическом салоне «Новый Диоген» в Доме Актёра. У меня же не было абсолютно никакого настроения. Все мои мысли были заняты тем, как починить машину и вовремя приехать в Москву.

Но всё-таки мы пошли на концерт.

Перед этим Моррисон сводил нас к набережной и Вологодскому кремлю, показал памятник «оканью», а потом мы оказались в уютном театральном кафе, где и проходил салон. К микрофону по очереди выходили музыканты и поэты. Моррисон аккомпанировал поэтам, когда они читали стихи, и получалось что-то волшебное! Музыкант быстро схватывал нужное настроение и ритм. Даже выпитая перед этим для храбрости банка пива не повлияла на его мастерство.

Может быть, благодаря мелодиям Моррисона, мои стихи зазвучали по-новому. Я чувствовала, как слова сливаются с музыкой, и уже не обращала внимания ни на смущавшую меня публику, ни на плохое настроение. Стихи почти пелись. Моррисон даже угадал мелодию, которую я когда-то сочиняла для одного стихотворения. И я спела песню! это было моё первое подобное выступление. Когда я закончила, зал аплодировал, а друзья кинулись обнимать меня. Но я была здесь ни при чем. Это всё магия моррисоновской игры на гитаре.

После концерта мы снова отправились к Моррисону через ночную Вологду.

А через несколько дней уже были в Москве. Шумной, переполненной и суетливой. Но мы до сих пор вспоминаем вологодскую сказку, мечтаем купить домик на Вологодчине и устроиться там в школу учителями.